Лейб-гвардии майор - Страница 53

Выставленные на продажу дома оказались не по карману. После пожара 11 августа, когда в пепелище превратилось больше ста домов, а погорельцы мыкались в поисках съемных квартир или вообще проживали под открытым небом на лугах, цены на недвижимость взлетели. Заодно, кстати, подорожали и продукты. И хоть вышел правительственный указ, по которому хлебным спекулянтам грозили огромным штрафом и конфискацией товара, помогал он мало. Желание нажиться на чужой беде пересиливало страх перед строгим наказанием.

Так что денег на покупной дом мне не хватило. Была, правда, парочка дешевых вариантов, но уж больно далеко от места службы. Чего мне точно не хотелось, так это ежедневных многочасовых путешествий туда и обратно.

Безрезультатно побегав по городу, принял наивное решение строиться своими силами. Подал заявление в полковую канцелярия, та переслала его в Санкт-Петербургскую комиссию от строений, определившую для меня место. Мне отвели участок 25 на 16 саженей (грубо говоря, пятьдесят на тридцать пять метров) неподалеку от Измайловского полкового двора, который размещался на левом берегу Фонтанки в бывших корпусах Прядильного двора или, по-другому, Екатерингофской полотняной фабрики.

Меня сразу предупредили, что дом придется строить из камня, если не хочу, чтобы он сгорел при пожаре или был снесен во время очередной перепланировки улиц. Пришлось вникать в сотни нюансов.

– Прежде всего вам надо представить чертеж. Если мы апробируем его, можете строиться, – объяснили чиновники.

Нашелся типовой проект двухэтажного «коттеджа». Комиссия одобрила его, и я принялся изыскивать средства для постройки.

Цена зависела от огромного количества факторов, и даже при самом скромном (или, как говорили в моем прошлом, бюджетном) варианте я бы не уложился в годовое жалованье. Вдобавок, как домовладельцу, мне придется пускать на постой солдат гарнизона, рыть обязательный колодец, а то и два, мостить дорогу (рубль за квадратную сажень) и платить за уличное освещение. Кажется, ничего не забыл.

Тут уж хочешь – не хочешь, а пришлось вспомнить, что я теперь вроде как барин. Деревенька, выделенная мне из государственной казны, раньше принадлежала впавшим при Анне в немилость Долгоруким. Находилась Агеевка в доброй сотне верст от Питера, ну да для такой бешеной собаки, как я, это и впрямь не крюк. Так что, уважаемые трудовые дехкане, готовьте хлеб с солью. Как там у классика? «Вот приедет барин, барин нас рассудит».

Я подал Петельчицу рапорт с просьбой предоставить недельный отпуск без содержания, с указанием причин и местопребывания, капитан-поручик тут же подписал. Бирон подмахнул прошение, даже не глядя на мои каракули. С недавних пор фамилия фон Гофен у подполковника котировалась как «Мао Цзэдун» у китайцев.

В канцелярии выписали паспорт, объяснили, что я по прибытии в Агеевку должен обязательно «войти в сношения с присутственными местами», взяли с меня реверс – расписку, что в положенный срок обязательно явлюсь на службу. На том бюрократические формальности закончились. Денщика разрешалось забрать с собой.

– Собирай вещи, Кирюха, – распорядился я, вернувшись домой. – Едем в деревню.

Хорошо, вещей у меня немного, иначе Кирюха и к зиме бы не управился.

И вот на нанятом возке мы трясемся по разбитой дороге. Колеса наскакивают на камни, повозка подпрыгивает. Синеют сосновые боры, обступившие нас с двух сторон. С неба падают крупные капли дождя. Кругом тихо и печально.

Закончился лес, показалось открытое поле. Далеко виднелись одинокие фигурки крестьян, потянулись нагруженные телеги.

Дорогу перегородило стадо коров. Я спросил у пастушонка, мальчишки лет двенадцати, далеко ли до Агеевки.

– Да не, – улыбаясь щербатым ртом, в котором как минимум не хватает трех зубов, говорит он. – Туточки, недалече будет.

На нем залатанный армяк и высокая меховая шапка.

– Зубы-то тебе кто выбил? Уж не тятька ли? – спрашиваю я, зная, что парней с неполным комплектом зубов в рекруты не берут и что многие родители иной раз идут на такой варварский способ «отмазки» от армии.

– Болел я, – потупившись, извещает пастушонок. – Сами повыпадали. Тятька меня бы и пальцем не тронул.

– Понятно, – киваю я. – Сам-то агеевский будешь?

– Угу. – Парнишка щелкает бичом, отгоняя от возка слишком любопытную корову.

– Стадо, наверное, барское? – предполагаю я.

То есть мое. Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса!

– Не-а, – лениво сообщает пастух. – Фомы Иваныча стадо.

– Какого еще Фомы Ивановича? Помещика, что ли, соседского? – раскинув мозгами, спрашиваю я.

– Фома Иваныч не помещик. Из простых он, из холопов.

Кулак, наверное, догадываюсь я. Хотя такого термина здесь никто не знает.

– А мельница во-о-он там, впереди, барская?

– Мельница?! – переспрашивает парнишка и начинает ковыряться в носу. – Мельница тоже не барская. Это Фомы Иваныча мельница. И лесопилка тоже евонная, – предугадывая дальнейшие расспросы, поясняет он.

На зеленом холме стоит красивый домина с большими окнами, колоннами. Вокруг раскинулся сад, поставлена беседка. По логике вещей таким я представляю себе барское гнездо, но проверить не мешает.

– Наверное, скажешь, что и тот дом принадлежит Фоме Ивановичу? – с кривой усмешкой спрашиваю я.

– А кому ж еще? – искренне удивляется пастух. – Уж не барину, конечно!

Кажется, я ничего не смыслю в крепостном строе.

Глава 17

Когда я узнал, что буду владеть приличным куском земли, лесными угодьями и тремя сотнями крепостных, то в порыве благородства сразу решил дать всем волю. А как иначе? Для меня, еще со школьной скамьи воспитанного в соответствии с масонскими лозунгами Свобода, Равенство и Братство, это было вполне естественно. Зря в меня, что ли, вдалбливали разумное, доброе, вечное?!